Бабуля

Бабуля

Тихий июньский вечер мягко накрывал уставшую от дневной жары землю. Огромная цветущая липа одуряюще пахла распустившимися цветками, в которых, озабоченно переговариваясь, копошились неутомимые трудяги-пчелы. Где-то стрекотали кузнечики, натужно гудя, пролетел жук, заглушив своим рокотом тонкое комариное зудение.

В полумраке ветвей столетнего дерева слышалось задорное птичье разноголосие: две кумушки сороки оживленно обсуждали последние новости, изредка неодобрительно косясь вверх, где влюбленный соловей звонко распевал очередную серенаду. Вечно неспокойные воробьи о чем-то яростно спорили с удивленным дроздом. И лишь практичные скворцы, не отвлекаясь на посторонние звуки, самозабвенно клевали украденную черешню, сбрасывая очищенные косточки вниз.

Липа, слушая возню пернатых, только добродушно шелестела листвой, отправляя задержавшихся пчел в родные ульи и грустно глядя на уходящее солнце. Которое напоследок подмигнуло дереву закатным небосводом и под доносившийся откуда-то лягушачий хор укрылось темным покрывалом летней ночи.

И тут же в доме, стоящем неподалеку, тускло засветилось окно. Липа с интересом наклонила огромную крону и, заглянув, спокойно выдохнула: «все хорошо, вспоминают».

- А заканчивается мыском над пальцами, вот так, смотри.

В небольшой комнате, прислонившись спинами к печи, сидели две старушки. В руках одной из них неторопливо шевелились вязальные спицы.

- Чтоб размер носочка сделать больше, петли убавляют в начале первой и третьей спицы и в конце второй и четвертой.

Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – эти женщины или близнецы, или родные сестры. Сходство было просто удивительным: одинаково тонкие черты, лица, покрытые сетью морщин, аккуратно собранные седые волосы, голубые глаза и добрые улыбки.

Правда, казалось, будто одна из старушек слово просвечивалась мягким светом настольной лампы.

Липа пожала ветвями: а почему бы и нет. В конце концов, Домовиха (* - сноска под рассказом) – тоже женщина, которой иногда хочется поговорить по душам, обсудить домашние дела, да и поделиться воспоминаниями. Пока же она внимательно слушала собеседницу, которая, не отрываясь от вязания, тихим голосом продолжала:

- Рядом с крайними петлями провязывают по две петли вместе. А когда на каждой спице останется по одной петле, их стягивают вместе и закрепляют узелком.

Кивнув, Домовиха также тихо спросила:

- Скоро внук приедет, Петровна?

- Завтра, - улыбнулась та, - ему и вяжу носочки.

- Любопытный он у тебя, все хочет знать, а шустрый какой, глаз да глаз нужен.

Женщина рассмеялась:

- Даже ты не уследила, как он из шкафчика достал крупы, сахар, муку.

- И все перемешал на полу, - смущенно продолжила Домовиха, - мой-то смотрел и хихикал, дескать, «бойкий пацан растет», вот и не доглядела. Отвлек, старый хрыч.

- А я возвращаюсь из хлева, смотрю - на полу… И сидит в муке по уши, смеется: «баба, я пирог испек».

Обе женщины улыбнулись, вспоминая трехлетнего малыша, увлеченно топавшего по хате, задававшего сотни «почему?» и с громким визгом игравшим с кошкой.

Липа хихикнула, скрипнув стволом: вокруг неё тоже играли в догонялки маленький котенок и неугомонный карапуз. Петровна подняла голову и встретилась взглядом с Муркой, которая, свесив голову с печи, слушала.

- Сколько мы с тобой пережили вместе, - вздохнула Домовиха.

Липа согласно кивнула кроной, вспоминая. Как под ней стоял накрытый стол и молодые смущенно целовались под крики «Горько», пожелания счастья и «деток побольше». Все верили, что впереди ждет иногда сложная, иногда горькая, но все равно счастливая жизнь.

- А через три недели Юзеф (Иосиф на белорусском – авт.) меня обнял, поцеловал и ушел с мужиками в райцентр, - вытерла слезу Петровна, - помню, как вся деревня выла, провожая.

- И мы слышали, - кивнула Домовиха, - мой сказал, что вернутся.

- На другой день и пришли, а в деревне уже немцы хозяйничали. Юзеф вечером выпивал с соседями и матом крыл «вояк, которые от страху в штаны наложили».

- В райцентре?

- Ну да. Пришли к военкомату: а там все разбежались. Пока мужики стояли, появился молодой лейтенан, приказал все поджечь и расходиться по домам. Только вышли, уже и немцы навстречу (реальный факт – авт).

- А лейтенант? – Домовиха аккуратно уложила выбившуюся прядь.

- Спрятали в толпе, накинули сверху кафтан и шапку, так до леса и проводили. Кто знает, как его судьба сложилась, - Петровна отложила вязание в сторону, - может, к своим добрался или к партизанам вышел. А может, и убили, тогда много людей побили, ой много.

Липа сочувственно вздохнула. Она стояла на этой земле долго, храня в себе еще с далёкой Первой мировой и осколки, и память о том, как неслись повозки с ранеными, как вокруг ствола, осыпаемые падающими цветками, хрипели умирающие и седой поп, махая кадилом, ходил вокруг укрытых шинелями неподвижных тел. Как в трех километрах восточнее громыхала канонада, слышались приглушенные выстрелы, крики и звуки разрывов (**- сноска под рассказом).

Липа видела, как уже в 41-м отступавшие красноармейцы были сметены авианалетом, а потом местные, шепча молитвы на белорусском и польском, торопливо стаскивали погибших в воронку. Чтобы успеть похоронить до прихода немцев. Огромное дерево помнило и о том, как зимним вечером сорок второго кто-то тихо постучал в окно.

- Ты испугалась?

- Не знаю, наверное, испугалась, - задумчиво ответила Петровна, - вошли десять человек, сразу поздоровались, оружие в углу поставили, а их старший вежливо попросил накормить, если есть чем.

- Мой сразу сказал – не бандиты, - кивнула Домовиха.

- Мой тоже, - улыбнулась женщина, - они друг друга, наверное, по глазам узнавали. Командир только Юзефа увидел, сразу протянул руку и спросил, где воевал.

- Помню тот разговор, помню.

- Конечно, встретились однополчане. Двое из гостей, оказалось, были ранены под Млавой (***- сноска под рассказом).

Где-то протяжно завыл пес. Мурка настороженно повела ухом, а затем мягко спрыгнула на пол.

- И пока ты готовила еду, - вспомнила Домовиха, - заявился сосед Антось.

Петровна согласно кинула и задумалась, переносясь в тот самый миг, когда старший группы отвел её в сторону вместе с мужем.

- Говорит, если боитесь, что он продаст, кивните, заберем с собой. Был человек и нет человека, а у вас пацан маленький.

- А ты была вторым беременна, - напомнила Домовиха, - не боялась?

- Боялась, конечно, - грустно улыбнулась Петровна, - и знали мы, что Антось своему языку не хозяин, но грех на душу взять не смогли. А наутро вся деревня говорила о моих партизанах. Но Бог миловал, никто не донес.

- Иначе…

- Спалили бы хату вместе с нами, как Савичей (об этом рассказ «Золотая свадьба» - авт.). Или расстреляли на площади, как внука Ани (об этом рассказ «Сон» - авт.).

Липа зашелестела, отгоняя страшные воспоминания о полыхающем доме, из которого доносились предсмертные крики, и причитаниях старухи на бездыханным телом тринадцатилетнего подростка.

Мурка что-то увидела и тихо зарычала.

- Потом другие пришли, - успокаивающе погладила кошку Домовиха, - мой сразу сказал, это не партизаны, а бандиты.

- Осенью, - кивнула Петровна, - кричали, что за нас кровь проливают, не посмотрели, что дите одно в люльке, а другое только пошло, все забрали: еду, одежду, даже простыни. Юзеф только рычал, а что сделаешь? Их много, с оружием. Эти «партизаны» полдеревни так обошли, бабы с детьми в погребах прятались от «защитников». Утром наши мужики собрались, переговорили и отправили гонца к своему отряду (**** - сноска под рассказом).

- Сколько их по лесам шастало. Поди пойми, кто свой, а кто не свой. А как мы за вас в сорок третьем боялись! Хоть мой и говорил, что вернётесь, но переживали сильно, – Домовиха аккуратно подняла с пола упавшую спицу, - за что они вас расстрелять хотели?

- Ой, - вместо ответа Петровна стала вытирать брызнувшие слезы, - как вспомню, до сих пор сердце кровью обливается.

Липа вздрогнула кроной, прогоняя жуткое видение: солдаты, лай собак и кричащие жители деревни, согнанные на площадь. Бабы выли, успокаивая плачущих детей, старики крестились, а мужики старались прикрыть собой жен и детей, глядя прямо в жерла пулеметов, готовых в любой момент открыть огонь.

Прижимая к себе сыновей, Петровна слушала хриплый шёпот Юзефа:

- Сразу падай, поняла? И не шевелись, пока не уедут. Младшему зажми рот, а ты, сынок, молчи.

Старший ребенок испуганно кивнул курчавой головенкой.

- Ахтунг! – офицер, лениво похлопывая прутом по голенищу, дождался наступления тишины и продолжил, - вчера в ходе боя с лесными бандитами геройски погибли несколько наших доблестных воинов. Мы знаем, что партизаны сегодня опять идут на выполнение задания, поэтому собрались здесь для серьезного разговора.

Немец ухмыльнулся, слушая сдержанные смешки своих солдат:

- Если до 20-00 прозвучит хотя бы один выстрел, и мы его услышим, я отдам приказ пулеметчикам. И вы все умрете.

Офицер кивнул в сторону мотоциклов и посмотрел на часы:

- Время пошло!

- Слава Богу, успели мы, Юзеф, - прошептал за спиной Антось.

- Молчи, - не разжимая губ, ответил тот.

- Что успели? – не поняла Домовиха.

- В отряде же и местные были, - улыбнулась Петровна, - когда немцы ехали к деревне, наши мужики косили в поле. Увидев колонну, сразу поняли, что неладное творится, и в лес отправили хлопца.

- Он, значит, и предупредил?

- Да, - кивнула женщина, - встретил партизан и рассказал им все. Спас. А мы стояли…

Липа вспомнила, как она жадно смотрела в сторону площади, трясясь каждым листочком, как тревожно шелестели все деревья, с ужасом ожидая звука выстрела. После которого наступил бы ад.

Неожиданно появившаяся муха с громким гудением стала биться о стекло. Мурка лениво потянулась и резко прыгнула на окно. Гул прекратился.

- Когда нам сказали расходиться, никто и не поверил, - подперев подбородок, Петровна снова перенеслась в тот страшный день, - шли домой и ждали выстрелов в спину.

- Нелюди, - выдохнула Домовиха.

- Их Бог покарал, через месяц. Говорили, что наши устроили засаду. Из тех немцев не выжил никто. После того деревню больше не трогали.

- Боялись. Может, потому и детей кормили?

- Может и так, - кивнула Петровна.

Липа согласно скрипнула, брезгливо тряхнув ветками, словно отгоняя сидевших под её тенью усталых, запыленных немцев. Лето сорок четвертого полыхало буйством красок, пением птиц и гулом канонады, доносившейся с востока. И ощущением, что скоро все закончится.

Это понимали и нежданные гости, вежливо попросившие воды. Увидев двоих пацанов, один из немцев подошел и вручил каждому по шоколадке, а потом открыл вещмешок и оставил на пороге несколько жестяных банок. Только после пережитого за годы оккупации в простую человечность врага уже никто не верил. Может, он пытался таким образом хоть как-то загладить вину? Кто знает?

Мурка деловито осмотрела комнату и схватив клубок, стала кататься по полу, довольно урча.

- Про мыло помнишь? – глядя на кошку, улыбнулась Домовиха.

- До сих пор стыдно, - рассмеялась Петровна, - когда наши подходили, возле деревни начался бой, так немцы сразу все побросали и ходу. А я вылезла из погреба, смотрю – за кладбищем дым. Молодая была, глупая. Думаю, дай сбегаю, посмотрю. Там небольшой лесочек, он и сейчас есть. В нем склад был.

- И что нашла? – Домовиха с усмешкой посмотрела на собеседницу.

- Ящики, - смущенно поправила волосы женщина, - открыла один, а он полный мыла. Вот и притащила домой. Взяла один кусок, мылю, мылю, все никак не мылится. Юзеф как увидел, аж побелел. Назвал дурой, забрал все и выкинул на болото.

Старушки тихо рассмеялись, вспоминая, как муж еще несколько дней крыл жену матом, притащившую домой толовые шашки.

- Любил он тебя, - тихо сказала Домовиха.

- Любил, - всхлипнула Петровна, - когда призвали, обещал, что вернется.

- И вернулся.

- Да, - кивнула женщина, - их трое братьев ушли, все трое возвратились. Только вот пожили недолго. Павел от ран еще в сорок девятом умер, а мой погиб в шестьдесят втором. С пятью детьми его и похоронила. Старшие-то взрослыми были, один в техникум поступил, второй после армии на Север подался на заработки. А двух дочерей и младшенького надо было на ноги ставить. Одной.

Липа сочувственно шевельнула верхушкой. Она помнила, как женщина, надрываясь, смотрела за хозяйством, как с утра уходила на полевые работы, не зная ни минуты отдыха. Как все отдавала детям, забывая о себе.

- Тяжко тебе было, знаю, - вздохнула Домовиха, - и помочь некому было.

Мурка прыгнула на колени Петровне, требуя ласки. Та улыбнулась, поглаживая довольную кошку:

- Ты мне помогала.

- Я?

- Конечно?

- Да ну? – сделала невинные глаза Домовиха.

Петровна неожиданно подмигнула собеседнице:

- В хате с детьми ничего не случалось. Не падали, не спотыкались, даже комары не кусали. Но как выбегут на улицу: то старший нос разбил, то дочка колено ободрала, то младший чуть в колодец не ввалился. Без тебя я бы вовек не справилась.

- Без нас, - смущенно поправила Домовиха, - мой тоже смотрел постоянно.

- И за внуком…

- С него он вообще глаз не спускает, как только малой выбежит из хаты, сразу волнуется, переживает, как бы чего не случилось.

- Вы уж приглядывайте за ним, - тихо попросила Петровна, - а даст Бог…

- И за правнуком присмотрим, не сомневайся, - Домовиха погладила уснувшую кошку и показала на спицы, - а если я хочу носочки с узором связать?

- Смотри, - женщина улыбнулась, - сначала…

Липа добродушно шевельнула ветвями, словно говоря «все будет хорошо, не волнуйся, Петровна».

***

Много-много лет спустя.

Тихий июньский вечер мягко накрывал уставшую от дневной жары землю. Огромная цветущая липа одуряюще пахла распустившимися цветками. В которых, озабоченно гудя, еще копошились неутомимые трудяги-пчелы. В полумраке ветвей столетнего дерева слышалось задорное птичье разноголосие.

Липа, слушая возню пернатых, только добродушно шелестела листвой, отправляя задержавшихся пчел в родные ульи и грустно глядя в сторону тихого деревенского кладбища, где навсегда упокоилась Петровна. Уходящее солнце напоследок махнуло дереву закатным небосводом и укрылось темным покрывалом ночи.

Тут же в доме, стоящем неподалеку, ярко засветилось окно. Липа с интересом наклонила огромную крону и, заглянув, спокойно выдохнула: «все хорошо, играет».

Трехлетний малыш, задавая сотни «почему?», увлеченно топал по хате, попутно заглядывая во все углы в поисках «моей Тоши». Хитрая кошка, свесив голову с печи, усмехаясь, внимательно наблюдала за ребенком. Наконец, ей надоело прятаться, и с громким мяуканьем она прыгнула вниз.

- Тоша!

Играя в догонялки с шустрой кошкой, ребенок то запрыгивал на диван и скатывался на пол, то перескакивал через невысокий порожек и пробирался между ножками стула. Но, стараясь поймать неуловимую Тошу, он ни разу не упал, не ударился и даже просто не споткнулся. А когда, утомившись за день, непоседа уснул, случайные комары, будто подчиняясь чьему-то приказу, старательно облетали тихо сопящего малыша.

Присматривают, как и обещали Петровне, уже за правнуком.

ПОЯСНЕНИЯ К РАССКАЗУ

(*) – Домовиха – в белорусской мифология жена Домовика.

(**)- речь идет о линии фронта во время Барановичской наступательной операции (июнь-июль 1916).

(***) - речь идет об участии белорусов в немецко-польской компании 1939 года. 20 «белорусская» дивизия пехоты, укомплектованная уроженцами Западной Беларуси, держала оборону в районе г. Млава 01-04.09.1939 года,. Немцами за упорство и стойкость была прозвана «железной».

(****) – в «нашем» партизанском отряде воевало немало местных жителей, поэтому «чужаков» определили очень быстро. Грабили «партизаны» некоего Леонтьева («Бородач»). Разведкой партизанских соединений Барановичской области было установлено, что отряд Леонтьева сформирован абвером из подонков разных мастей. В 1943 году в ходе совместной операции нескольких партизанских отрядов банда Леонтьева была уничтожена.

Автор - Андрей Авдей

Группа автора ВКонтакте

Смотрите также: